— Довольно. — я снова оборвал мужчину, что всё это время продолжал убеждать меня в покупке именно свитков. — Я хочу купить по часу чтения Форм выносливости и ловкости. И одно прочтение Духовного Круговорота. Это он?

Мой палец указывал на дальний угол сада, на открытую беседку, защищавшую от дождя каменную плиту высотой в рост человека. И моя догадка, основанная на услышанном рассказе и паре слухов, оказалась верна. Одно из сокровищ Тразадо, чудом сохраненное семьей после изгнания из Третьего пояса. Форма циркуляции, записанная на камне одним из старейшин семьи десятки, если не сотни лет назад. Впрочем, и здесь нашёлся подвох. Десять монет кровавой яшмы нужно было заплатить не за одно прочтение, как со свитком памяти, а за день медитации перед камнем. И позволить себе неделями сидеть перед ним, чтобы уловить дух создателя и его наследие, могли только отпрыски богатейших семей Гряды. Отличную вещь сохранили Тразадо. Вечный источник крови. Это я отчётливо понял уже через два часа медитации перед камнем.

На нём оказалась выбита фигура человека, застывшего в Форме. Несколько штрихов, прорезанных каким-то острым инструментом, отчётливо показывали направление циркуляции. Вот только повторение в своём теле этой схемы ничего не давало. Слуга за моей спиной наверняка смеялся над глупым выскочкой. Понятно, что если лучший из гениев Гряды, о котором мне рассказали, сумел постичь эту форму ровно за две недели, то это не будет легко. Но так ли это на самом деле?

Я скрестил ноги, устраиваясь удобнее на холодном камне, и упрямо сжал губы. Может быть, отпрыски лучших семей города и обладают какими-то талантами, но кто сказал, что я их лишён? Пусть я не вижу над этим камнем никаких печатей или символов, но если для изучения техник мне хватало лишь одного касания чужой памяти из свитка, то кто может утверждать, что не сумею коснуться оставленной в этом камне памяти его создателя?

Хорошо, что я пришёл сюда задолго до полудня и остальные Формы лишь окинул взглядом для вида. Иначе мне могло не хватить времени на раскрытие тайны камня. Я несколько часов перебирал разные способы медитации, чтобы уловить тот самый дух, что должен быть запечатлён в камне. Пристально вглядывался, расслаблял зрение, закрывал глаза, вызывая его образ в памяти, пока не решил пойти другим путём. Ведь у меня есть опыт, который вряд ли найдётся у многих в этом поясе: мой жетон и его оживающий лес, который сначала тоже не отличался от обычной картины.

Я вспомнил лес жетона и потянулся ниточкой силы к камню. И она бесследно исчезла в нём! А значит, я был на верном пути! Уже стемнело, когда вызубренная до последней щербинки фигура на камне дрогнула, ожила, и из камня на пол беседки шагнул крепкий, мускулистый мужчина, босой, одетый лишь в грубые штаны, стянутые на поясе верёвкой. Он встряхнулся и повторил Форму, расставив ноги и по-особому сцепив перед средоточием ладони. А я с восторгом и неверием глядел, как внутри его тела вспыхнули ярко-красные линии циркуляции. Три разных петли текущей по меридианам энергии, которая начала своё движение в разное время и с разной скоростью!

— Время, молодой мастер...

С досадой вскинул голову, но изменить уже ничего не мог. Чудо призрачного учителя исчезло, и беседка оказалась пуста. Лишь я и слуга, с невозмутимым лицом заслоняющий собой камень.

— Не стоит отчаиваться, уважаемый, вы юны, и у вас впереди ещё много возможностей сюда вернуться.

Надеюсь, моя улыбка была спокойной, когда я согласился с ним:

— Да, я ещё не раз повторю свой визит.

Выходя из поместья Тразадо, погруженный в свои воспоминания, я не сразу заметил знакомое лицо на той стороне широкой улицы. Но затем словно споткнулся, замерев на месте.

Там стоял служитель Улир, наказующий, приглядывающий за отрабатывающими долг Ордену вольными и которого я не ожидал увидеть с тех самых пор, как получил жетон внешнего ученика и освобождение от дальнейшей работы на Орден. Он стоял, прислонившись к стене поместья, и внимательно глядел на меня. Я помедлил и склонился в приветствии практиков. Он без промедления молча кивнул, не изменив позы. И даже в конце квартала Сорока Семей я чувствовал на спине его внимательный взгляд.

Глава 16

Глава Волков впечатлял. За месяцы, прожитые в Первом поясе, я видел немало сильных идущих, облечённых властью, но если не брать в расчёт старейшину и старика Кадора, то он вызывал у меня больше всего уважения и почтения. Высокий, широкоплечий, даже здесь, в центре защищённого лагеря, сидящий в броне. Твёрдый, внимательный взгляд. Шрам на щеке. Очень редкое, кстати, зрелище для высоких звёзд. Возможно, он, как и Гунир, получил его еще на Закалке? Обычно зелья затягивали все раны без следа. Воину нужно было попасть в серьёзный переплёт, остаться на несколько дней без зелий, с ядом в ране, чтобы случилось подобное. Или получить рану оружием и техникой, подобной моей Ярости, когда в тело попадает чужая сила и разрушает его.

Если верить байкам, то звери, даже сбежав после ранений оружейными техниками, могут днями истекать кровью. Другим могло бы казаться, что именно шрам, отметка жестокой переделки, делает взгляд главы таким властным и давящим. Но мне не нужно оценивать богатство одежды, осанку, замечать детали поведения окружающих, и как низко они ему кланяются. Для меня это лишнее. Я вижу его превосходство над собой, и даже тёмные волосы, почти целиком сменившие свой цвет на зелёный, не говорят мне об этом сильнее, чем непроглядная глубина его силы, подобная бездне, в которой бесследно вязнут лучи солнца.

Поражают и его печати. До этого момента я видел трёхцветные печати лишь у Виликор и считал их признаком того, что их ставил мастер не из нашего Пояса, ведь даже на Кадоре и старейшине были лишь двухцветные. Но вот передо мной опровержение этой мысли, ведь я точно знаю, что Мириот, глава Волков, рождён в Первом и талантом добился нынешнего положения.

Он силён. Очень силён. Думается, лишь немногим слабее Кадора и гораздо сильнее всех остальных учителей Школы... Говорят, что он восьмая звезда и уже годы рвётся к следующей ступени силы. Неудивительно, что Волки так известны и уважаемы. Основа семей, гильдий, отрядов — именно такие идущие, одним своим существованием придающие вес всем, кто собрался под их рукой. Потому-то в спорах и обидах часто начинают хвастать силой своего мастера или господина.

Я выбрал свободу и постараюсь обойтись без заёмной силы, но вот от работы бок о бок не откажусь. Не знаю, насколько эта новость понравилась Волку, но выслушал он меня с каменным спокойствием и разглядывал не мигая уже пару минут. Мне оставалось лишь ждать и надеяться, что я выбрал верную смесь уважения и наглости, сообщая ему о своём решении. Наконец, мастер кивнул, и я с облегчением выпрямился.

— Наконец-то я увидел тебя лично, а не выслушиваю чужие описания. Ради этого момента я уже три недели сижу в этом ближнем к городу лагере.

— Вот уж не думал, старший, что этот младший так заинтересует вас.

— Почему нет? Уж слишком много рассказов о твоих подвигах.

— Подвиги, старший? — я нахмурился. — У нас с Гуниром не случалось того, что можно назвать подвигом.

— А я и не говорил об этом мальчишке. Он лишь расхваливает твой талант.

Я промолчал, лишь с вопросом глядел на мастера Волков. Он хмыкнул, откинулся на спинку стула.

— Самый удачливый добытчик последних десяти лет. По городу подсчитывают твою добычу, гадая, кого и сколько ты добыл. Я вот знаю точно и тоже поражён твоей удачливостью. За месяц добыть, как средняя ватага — твоя удача велика.

В этот миг я впервые пожалел, что продавал всё через Плава, а не попытался, к примеру, напрямую расплатиться с кузнецом теми же ядрами, но постарался ответить спокойно:

— Спасибо, старший.

— Пустое, — отмахнулся мастер. — Удача много значит для ватажников. Бывает, командира отряда ценят не за силу, а за удачу. Все хотят заработать больше, но с меньшим риском. Это молодых гонит кипящая кровь, а у остальных — семьи. Всем нужна добыча. Ты ещё молод и о многом не задумывался, а вот мне пришла пора оглядываться назад. Хочешь услышать моё мнение?